Глава
Чудовища и чудеса
1. Диковины и чудовища
Улиссе Альдрованди История чудовищ, VI, 1642
Классический мир был очень восприимчив к чудесам, или диковинам, которые воспринимались как предвестники неминуемых бедствий. Судя по Книге чудес Юлия Обсеквенса (в IV веке н. э. он описал все чудесные события, происшедшие в Риме за предшествующие столе- тия), это были такие небывалые явления, как кровавые дожди, тре- вожные происшествия, огненные вспышки в небе, рождение уродцев, двуполые дети.
Вероятно, именно знакомство с этими аномалиями позволило Пла- тону вообразить фигуру первозданного андрогина, и они же отчасти легли в основу представлений о многих из тех чудовищ, что якобы населяли африканские и азиатские земли, сведения о которых были весьма скудны и расплывчаты. Впрочем, кому случалось побывать в тех землях, тот действительно видел гиппопотамов, слонов или жирафов; так, уже в Книге Иова описывается существо, вероятно бывшее крокодилом, но вошедшее в традицию как Левиафан. О чу- десах Индии писал в IV веке до н. э. Ктесий Книдский; произведение его было утрачено, зато множество невиданных тварей мы находим в Естественной истории Плиния (I в.), ставшей источником вдохнове- ния для великого множества более поздних компиляций. Во II веке н. э. Лукиан Самосатский, желая, правда, спародировать традиционное легковерие, вывел в своей Истинной истории гиппогрифов, птиц с салатными листьями вместо крыльев, минотавров и блох-стрельцов ростом с двенадцать слонов.
Вспомним, что и в Романе об Александре (появившемся на латыни в XII веке, но родившемся из источников, которые восходят к Псевдо- Каллисфену, писавшему в III веке) македонский завоеватель вынуж- ден противостоять разным жутким народам.
Левиафан Книга Иова, 41, 2-24
Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое. Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас. Крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твер- дою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними. Один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются. От его чихания показывается свет; глаза у него, как ресницы зари. Из пасти его выходят пламенники, выска- кивают огненные искры. Из ноздрей его выходит дым, как из шипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, а перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестоко, как нижний жер- нов. [...] Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое де- рево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соло- мину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собой светящуюся стезю; бездна кажется сединою.
Земля порождает множество бичей
Эсхил (VI в. до н. э.)
Плакальщицы
Злых зверей, лютых змей
Мало ль родишь ты, Земля?
Страшных чад, мрачных гад
Хляби вод
Питают:
Кишат моря
Чудищами. Грозные
Рыщут в небе пламени.
Птицы воздушные,
Твари ползучие
Знают,
Как крутится черный смерч.
Андрогин
Платон ( V - IV вв. до н. э.) Пир, 189 d — 191 b
Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, — мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки этих обоих [...] андрогин, и из него видно, что они соче- тали в себе вид и наименование обоих полов — мужского и женского. Тогда у ка- ждого человека тело было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно оди- наковых; голова же у этих двух лиц, глядев- ших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две. [...] Передвигался такой чело- век либо прямо, во весь рост, — так же как мы теперь, но любой из двух сторон впе- ред, либо, если торопился, шел колесом, занося ноги вверх и перекатываясь на вось- ми конечностях, что позволяло ему быстро бежать вперед. [...] Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов [...] Нако- нец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит: — Кажется, я нашел способ и сохранить людей и положить конец их буйству, уменьшив их силу. [...] Сказав это, он стал разделять людей попо- лам, как разрезают перед засолкой ягоды рябины или как режут яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал, Апполон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек стано- вился скромней, а все остальное велено было залечить. И Апполон поворачивал лица и, стянув отовсюду кожу, как стягива- ют мешок, к одному месту, именуемому теперь животом, завязывал получавшееся посреди живота отверстие — оно и носит ныне название пупка. Разгладив складки и придав груди четкие очертания, —для этого ему служило орудие вроде того, каким сапожники сглаживают на колодке складки кожи, — возле пупка и на животе Апполон оставлял немного морщин, на память о прежнем состоянии. И вот когда тела были подобным образом рассечены пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. И если одна половина уми- рала, то оставшаяся в живых выискивала себе любую другую половину и сплеталась с ней, независимо от того, попадалась ли ей половина прежней женщины, то есть то, что мы теперь называем женщиной, или прежнего мужчины. Так они и погибали.
Вольтеррская фабрика Пигмей и журавль, кратер, фрагмент, IV в. Флоренция, Археологический музей Чудесные явления Юлий Обсеквент (IV в.) Книга чудес
Девять дней приносились жертвоприно- шения по причине того, что над Пиценой пролился каменный дождь, а во многих местах одежду изрядного числа людей опалили небесные огни, занявшиеся от легкого дуновения. Храм Юпитера на Капитолии поразила молния. В Умбрии обнаружили гермафродита примерно двенадцати лет отроду — по распоряже- нию гаруспиков он был предан смерти. Галлы, вторгшиеся в Италию через Альпы, были отражены без боя. [...] Некоторые статуи на Капитолии оказались разрушены нестихающими бурями... На жертвеннике Юпитера из-за землетрясе- ния оказались повернуты головы богов; упало блюдо с покрывалом, предназна- ченное для Юпитера. Мыши стащили со стола оливки. [...]
В Ланувии ночью на небе был виден факел. В Кассинуме из-за молнии было множество разрушений, а ночью на протяжении нескольких часов можно было видеть солнце. В Теане Сидицин- ском родился младенец с четырьмя рука- ми и четырьмя ногами. После очищения в названном городе воцарился мир. [.. ] В Церах родились поросенок с человече- скими руками и ногами и мальчик с че- тырьмя ногами и руками. На Эзинском форуме у быка из пасти вырвалось пламя, которое, однако, его не убило. [.. ] В городе замечены были птица-поджига- тельница ( avis incendiaria ) и филин. В од- ном каменном погребе некий мужчина был пожран другим... Во время паводка несколько тысяч человек утонуло в реке По и Аретинском озере. Дважды молоко изливалось в виде дождя. В Нурсии у свободной женщины родилась двойня девочка, все конечности которой были целы и невредимы, и мальчик с животом, раскрытым спереди (так что можно было видеть его обнаженные внутренности), и без всяких изъянов сзади; издав крик, младенец скончался*.
Александр сражается с дикарями и дикими зверями, из Книги истинной истории доброго царя Александра, Королевский ман. 20 В. XX, лист 51, XV в. Лондон, Британская библиотека
Приключения Александра Македонского
Роман об Александре, II, 33 (XII в.) Затем мы достигли некоей страны, цвет которой был сероватым; там обитали дикари, похожие на гигантов, и были они совершенно круглыми, с огненными гла- зами, что придавало им сходство со льва- ми. Там же обитали еще иные существа, именуемые охлитами: тела их лишены всякой растительности, рост составляет четыре локтя, в ширину же они равняются одному копью. При виде нас они кину- лись навстречу: покрытые львиными шкурами, чрезвычайно крепкие, они были обучены сражаться без оружия; мы не могли поразить их, они же поражали нас своими палками и в результате убили множество наших. Опасаясь, что это вызовет смятение в наших рядах, я отдал приказ поджечь лес; при виде огня эти крепкие молодцы обратились в бегство, но не менее ста восьмидесяти наших воинов пали от их ударов. На другой день я принял решение наве- даться в их пещеры; там мы обнаружили хищников, привязанных к воротам, — они походили на львов, но имели по три глаза. [...]
Мы двинулись снова в путь и достигли страны яблокоедов: был там совершенно косматый человек громадных размеров, вид которого внушил нам страх. Я при- казал поймать его, но, и схваченный, он таращил на нас свои бессмысленные гла- зища. Тогда я приказал подвести к нему голую женщину — великан схватил ее и уже собрался было сожрать, но тут подоспели наши воины и вырвали у него несчастную, он же стал извергать про- клятия на своем языке. На эти вопли из болота появились другие существа той же породы, которые бросились на нас, и не было им числа, наше же войско насчитывало сорок тысяч человек; тогда я приказал поджечь болото, и при виде огня они обратились в бегство. Мы пой- мали троих из них; восемь дней кряду они не принимали никакой пищи и в конце концов умерли. Эти существа не разговаривают, как люди, а скорее лают подобно псам*.
2. Эстетика несоразмерного
Эти и другие сведения питали эстетику, позже названную гисперийской. Классическая латинская словесность заклеймила так называемый азианский (позже африканский) стиль, противопоставив его урав- новешенному аттическому стилю. Некрасивым он казался и отцам Церкви, о чем свидетельствует следующий выпад Святого Иеронима ( Adversus Jovinianum — Против Иовиииаиа, I): «Есть сейчас множество писателей-варваров и множество речей, сделавшихся сумбурными от порочности стиля, так что вовсе становится непонятно, кто говорит и о чем говорит. Все раздувается и обмякает, как больная змея, кото- рая, пытаясь извиваться кольцами, распадается на куски. [...] К чему все это словесное колдовство?»
Однако в VI 1-Х веках мы наблюдаем коренные изменения вкусов, по крайней мере в регионе от Испании до Британских островов, включающем в себя Галлию. Гисперийская эстетика становится стилем Европы, переживающей «темные века», когда в результате упадка сельского хозяйства, запустения городов, разрушения римских акведуков и дорог, в обстановке всеобщего одичания, на территории, заросшей лесами, даже монахи, поэты и миниатюристы восприни- мают мир как сумрачный лес, населенный невиданными чудищами и пересеченный лабиринтом неведомых дорог. Гисперийская страница больше не подчиняется традиционным зако- нам пропорции: теперь удовольствие доставляет новая музыка непо- нятных варварских неологизмов, в чести длинные цепочки аллитера- ций, которые классический мир счел бы чистой какофонией, ценится не мера, но все гигантское и непомерное. В частности, ирландские монахи, в эти трудные и беспорядочные века сохранившие некоторую литературную традицию и принесшие ее в континентальную Европу, бродили в мире слов и зрительных образов, будто в дремучем лесу или в морских просторах, как ирландец Святой Брендан — причали- вая к страшному киту, принятому за остров, или общаясь с Иудой, прикованным к скале и терзаемым морским прибоем. В VI I —IX веках, возможно в ирландских землях (но точно на Британских островах), появляется Liber monstrorum de diversis generibus (Книга о различных родах чудовищ), в которой не только описываются все- возможные чудовища, но и объясняется их разнообразие. Там (в книге II) говорится: «Несомненно, безгранично разнообразие морских зверей, которые телом своим, необъятным, как высокие горы, грудью своей поднимают гигантские валы и целые водные
Келлскаякнига, пласты, почти отрывая их от глубин моря. [...] Образуя страшные вододублин вороты, они взбалтывают пучину морскую, уже приведенную в дви-
Тринти-колледж жение колоссальной массой их тел, и устремляются к берегу, являяужасающее зрелище для всякого, кому доведется это увидеть». В этой атмосфере в VIII веке в Ирландии появляется Келлская книга, украшенная роскошными инициалами, где преобладают витиеватые узоры, хитросплетения завитков, среди которых рядом с божествен- ными образами появляются всевозможные чудища. Это стилизован- ные изображения животных, маленькие обезьяноподобные фигурки среди невообразимой листвы, покрывающей страницу за страницей наподобие ковра с однообразным мотивом, а между тем на самом деле ни одна линия, ни один цветочек в этом узоре не повторяются. Это сложные спиралевидные построения, намеренно не учитываю- щие никаких ученых правил симметрии и решенные в гармоничном сочетании нежных цветов, от розового до оранжевого, от лимонного до сиреневого. Звери, птицы, борзые с лебедиными клювами, несу- светные человекоподобные фигурки, выгнутые словно цирковые акробаты, с головой между колен или запрокинутой назад, так, что получаются абрисы буквы. Податливые, гибкие, словно гуттаперче- вые, разноцветные существа ввертываются в перевивы хитроумного узорочья, выглядывают из-за абстрактных орнаментов, обвиваются вокруг инициалов, ныряют между строчками текста.
3. Морализация чудовищ
Как же воспринимались набожными монахами эти «безобразней- шие» чудища? Разумеется, чудищами любовались, как в последующие века будут любоваться прочими уродцами на полях иллюстрирован- ных книг (так называемыми маргиналиями) или на капителях роман- ских церквей.
Средневековый человек находил привлекательными этих чудовищ, как мы с интересом относимся к экзотическим животным в зоопарке; подтверждение тому — пыл, с которым такой ригорист, как Святой Бернард (в Апологии к Вильгельму) клеймил скульптуры на капите- лях, чересчур услаждавшие взор верующих (но судя по красочному их описанию, возникает подозрение, что и сам он разглядывал их доль- ше, чем следует): «Для чего в монастырских клуатрах [...] эти смехо- творные чудища, эта странная уродливая роскошь и роскошное урод- ство? К чему тут грязные обезьяны? К чему свирепые львы? К чему страхолюды-кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? [...] Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы — голова четвероногого. Здесь зверь — спереди конь, а сзади половина козы, там — рогатое животное с конским задом. И выходит, что повсюду взору открывается столь удивительная пестрота самых различных образов, что человек предпочтет читать по мрамору, чем по книге, и будут целый день любоваться и разгля- дывать их один за другим, а не размышлять о Законе Божьем».
Чудовища тоже дети Господни
Августин ( IV - V вв.) О граде Божьем, XVI, 8 Спрашивают также, возможно ли, что от сыновей Ноя, или даже от того человека, от которого и они получили свое существо- вание, произошли некоторые чудовищные породы людей, о которых рассказывает языческая история? Говорят, например, будто некоторые имеют один глаз посре- дине лба; у некоторых ступни обращены назад' другие имеют природу обоих полов: правую грудь мужскую, левую — женскую, и поочередно сообщаясь, и оп- лодотворяют, и рожают; у иных нет рта, а поддерживают они жизнь только посред- ством дыхания через ноздри; некоторые имеют рост вышиною в локоть, и греки называют их, от названия локтя, пигмея- ми; иные женщины зачинают в пятилет- нем возрасте и не живут дольше восьми лет. Рассказывают также, будто есть народ, который имеет ноги, состоящие из одних голеней, колен не сгибает и отличается удивительной быстротою: их называют скиоподами, потому что в летнее время, лежа навзничь на земле, они укрывают себя тенью от ног. [...] Но чем объясняем мы чудовищные роды людей, тем может быть объяснено и про- исхождение некоторых чудовищных наро- дов. Творец всех Бог, который сам знает где, когда и что надлежало сотворить, ведая, сходством или несходством каких частей Он образует красоту целого; тот же, кто окинуть взором целого не может, по- ражается кажущимся безобразием части; потому что не знает, с чем она сообразова- на и к чему относится. Мы знаем, что люди рождаются более чем с пятью пальцами на руках и ногах. Отклонение [от нормы] в этом, конечно, менее значительно, чем в вышеприведенных случаях. Но, вероятно, не найдется такого безумца, который поду- мал бы, что Творец ошибся в счете людских пальцев, хотя бы он и не знал, с какой целью Он это сделал. [...] В Гиппоне Диар- ритском живет человек, имеющий серпо- образные ступни, и на них только по два пальца; подобные он имеет и руки. Если бы нашелся какой-нибудь подобный на- род, он сделался бы предметом диковин- ной и удивительной истории. Но станем ли мы на этом основании отрицать, что он произошел от того одного, который создан был первым? [...] Ведь если бы мы и об обезьянах, мартышках и сфингах не знали, что они не люди, а бессловесные живот- ные, то те историки могли бы, гордясь своим знанием диковинок, безнаказанно представлять их нам, как какие-нибудь роды людей. [...] Поэтому, чтобы закрыть этот вопрос без торопливости и с осмот- рительностью [скажем так]: или того, что пишется в этом роде о каких-либо наро- дах, вовсе нет; или, если есть, то народы эти не суть люди; или, если и они — люди, то происходят, конечно же, от Адама.
Но на самом деле христианский мир пришел к самой настоящей «ре- абилитации» чудовищ. Как уже говорилось (в главе 11.1) в связи с пан- калистическим видением мира, Августин утверждал, что чудовища прекрасны, поскольку являются божьими тварями. Тот же Августин (в Христианском вероучении) настаивал на аллегоричности Священно- го Писания, на переносности его смыслов именно там, где священная книга будто бы теряется в излишних на первый взгляд описаниях камней, трав или животных. Но чтобы понять, в чем иносказательный смысл драгоценного камня или животного, нужна была «энциклопе- дия», которая объясняла бы аллегорическое значение всех этих вещей. Так родились морализованные бестиарии, где каждое существо (неваж- но, реальное или легендарное) увязывалось с моральным поучением. Первым таким произведением в христианской традиции был Физио- лог, написанный по-гречески во II - III веках н. э., а потом переведен- ный на латынь и на несколько восточных языков; в нем перечислены около сорока животных, деревьев и камней. После описания каждого из них Физиолог показывает, как и почему то или иное растение, животное или камень — проводники этического и теологического учения. Например, согласно легенде, лев, заметающий хвостом свои следы, чтобы скрыться от охотников, становится символом Христа, стирающего людские грехи.
Единорог, из Книги о свойствах животных, ман. 3401, 1566 Париж, Библиотека Сент-Женевьев
Из Физиолога ( II - III вв.)
Единорог — животное небольшое, похо- жее на козленка, но при этом чрезвычай- но свирепое. Из-за его необычайной силы охотник не в состоянии приблизиться к нему. Посередине головы у него один-единственный рог. Как же удается изловить его? Приводят девственницу, животное прижимается к ее лону, она вскармливает его молоком и отводит в царский дворец.
Единорог является образом Спасителя: в самом деле [...] своим пристанищем он избирает лоно истинной, непорочной Девы.
В горах водится животное, именуемое слоном. У него нет позыва к плотскому соединению: когда слон хочет произвести на свет детей, он отправляется на восток, в края, расположенные неподалеку от рая, где произрастает дерево, называемое мандрагоровым. Самка отведывает пер- вой от дерева, дает плод самцу и ластится к нему, пока и тот не отведает. Съев плод, самец приближается к самке и совокупля- ется с ней. Когда настает ей время родить, слониха по самые соски заходит в пруд и рожает дитя свое в воде. Дитя тянется к сосцам матери и сосет. [...] Свойство слона таково: когда он упадет, то не мо- жет встать, ибо не имеет суставов в коле- не. Как же он падает? Когда хочет спать, то спит, прислонившись к дереву; охотни- ки же, которым известно это свойство сло- на, идут и подпиливают дерево. Приходит слон, чтобы прислониться, падает вместе с деревом и начинает страшно реветь. Слышит это другой слон и приходит помочь ему, однако не в состоянии под- нять упавшего; тогда оба принимаются реветь, и приходят еще двенадцать слонов, но и они не в состоянии поднять сотоварища. Тогда они кричат все вместе, и вот приходит слоненок, подкладывает под упавшего свой хобот и поднимает его. [...] Итак, слон и его самка олицетворяют собой Адама и Еву: когда до грехопадения наши прародители наслаждались райской негой, они не ведали плотского влечения и соития. Когда же женщина съела от дерева, то есть плодов духовной мандра- горы, и дала отведать мужу, тогда Адам познал свою жену и породил Каина на дурных водах. [...] И вот пришел большой слон, то есть Закон, и не смог поднять его; за ним явились двенадцать слонов, иначе говоря, двенадцать пророков, но и им не удалось поднять упавшего человека; после всех пришел святой, духовный слон, который и поднял человека. О гадюке Физиолог сказал, что ее самец имеет лицо мужчины, а самка — лицо женщины; выше пупка они походят на человека, хвост же имеют крокодилий. Самка лишена влагалища, а имеет лишь отверстие с игольное ушко. Когда самец совокупляется с самкой, он изливает семя ей в рот; проглотив семя, самка откусыва- ет детородные части самца и тот немед- ленно погибает. Когда детеныши гадюки подрастают [в ее утробе], они прогрызают материнское чрево. [...] Гадюки, следова- тельно, являются отцеубийцами и матере- убийцами. Иоанн Предтеча справедливо сравнил фарисеев с гадюками: как гадюка убивает своих отца и мать, так и они уби- ли пророков, духовных своих родителей*.
4. Mirabiiia — книги чудес
Именно Физиолог (должным образом расширенный и перестроен- ный) станет образцом для большинства бестиариев, лапидарнее, гер- бариев и вообще многих «энциклопедий», составленных по модели Плиния, — от О природе вещей Рабана Мавра ( VIII - IX вв.) до больших компиляций XII - XIII веков, например Об образе мира Гонория Авгу- стодонского, О природе вещей Александра Некхама, О свойствах вещей Бартоломео Анджелико, Зерцало природное Винсента из Бове и, наконец. Сокровище и Малое сокровище Брунетто Латини. А еще животных из Физиолога искали, а иногда и описывали в рассказах о воображаемых путешествиях вроде Странствий Мандевиля или Книги о строении мира Ристоро д'Ареццо.
Перечень этот неполон, но свидетельствует о том, сколь притягательны для античного и средневекового мира были еще не исследованные земли и с каким исступленным восторгом читатели подобных книг фантазировали обо всех этих чудесах. Подтверждение тому — колос- сальный успех написанной в XII веке мистификации под названием Послание Пресвитера Иоанна, где рассказывалось, что где-то в Азии, за землями неверных, есть сказочное христианское царство, населен- ное добродетельными народами и богатое золотом и самоцветами. Миф о Пресвитере Иоанне владел умами многих путешественников (например. Марко Поло), побуждая их искать Пресвитера повсюду, а также политически узаконивал христианскую экспансию на Восток (правда, в начале Нового времени, когда царство стало отождеств- ляться с христианской Эфиопией, поиски переместились из Азии в Африку). Но одной из причин притягательности воображаемого царства, чуть ли не доказательством всех его добродетелей и богатств, как раз и было описание его диковинных обитателей, живущих под властью Пресвитера.
Чудовища эти, разумеется, не считались образцами красоты, но вовсе не все воспринимались как опасные. Страх вызывали, разумеется. Василиск с ядовитым дыханием. Химера с львиной головой и полу- драконьим-полукозьим телом, зверь Лейкоокр (Беложелт, с телом осла, задней частью оленя, львиными ногами, конскими копытами, раздвоенным рогом, пастью до ушей, почти человеческим голосом и сплошной костью вместо зубов) или Мантихора (с тремя рядами зубов, львиным туловищем, хвостом, как у скорпиона, голубыми глазами, кроваво-красной кожей, шипящая, как змея).
Царство Пресвитера Иоанна
Послание Пресвитера Иоанна (XII в.) Я, пресвитер Иоанн, господин господст- вующих, и никто из царствующих на этой земле не сравнится со мной богатством, доблестью и силой. [...] В стране нашей родятся и обитают слоны, верблюды двугорбые и одногорбые, гип- попотамы, крокодилы, метагалинарии, жирафы, финзерты, пантеры, дикие ослы, львы белые и червонные, белые медведи, белые дрозды, немые цикады, грифоны, тигры, ламии, гиены, дикие быки, стрель- цы, дикие люди, рогатые люди, фавны, са- тиры и женщины той же породы, пигмеи, кинокефалы, гиганты высотой в четыре- ста локтей, одноглазые циклопы и птицы, называемые фениксами, и почти все виды животных, какие только существуют на свете. [...]
Через одну из провинций наших, там, где живут язычники, течет река под названием Инд. Эта река берет начало в Раю и излучинами своими охватывает всю эту область. Там обнаруживают самородные камни, изумруды, сапфиры, карбункулы, топазы, хризолиты, ониксы, бериллы, аметисты, сардониксы и мно- жество самоцветов. [...] В отдаленных пределах мира расположен остров, на который Господь во всякое время года два раза в неделю проливает обильным дождем манну небесную, ко- торой питаются живущие вокруг люди. А другой пищи у них нет. Они не пашут, не сеют, не обрабатывают землю, чтобы собрать с нее урожай. [...] Люди, вкушаю- щие хлеб небесный, живут по пятьсот лет. И воистину каждые сто лет они омолажи- ваются и обновляются полностью, испив трижды из источника, который бьет из-под дерева, стоящего на том острове. [...] Среди нас никто не лжет. [...] Супружеская измена не живет среди нас. Ни один порок у нас не правит.
Дикарь Луиджи Пульчи
Моргайте, V, 38-45 (1481-1482) Сей человек, поистине скотина наружностью, был безобразен страсть; С медвежьей головы его ослино свисали уши. Волчьи зубы всласть булыжник хрупали; красней рубина горел на брюхе глаз; казала пасть чешуйчатую глотку; как мочало, всклокоченная борода торчала; на заросли похожий волос рос по всей его звероподобной коже; и руки-ноги также были схожи со скотскими; и лаял он, как пёс. На свете, словом, не видали рожи уродливей. Вороньего крыла черней в его руках клюка была**.
Лесное чудище с человеческим лицом, охочее до женщин, из кн. Пьера Боэстюо Диковин- ные истории, ман. 136, лист 140 об., XVI в. Лондон, Библиотека Уэлкам
Справа: Рафаэль Святой Михаил, борющийся с драконом, ок. 1505 Париж, Лувр
Были образы страшные: Змеи с гребнем на голове, которые ходили ногами, с вечно разинутым зевом, откуда сочился яд- и ужасный Дракон, на картинах пронзаемый копьем Святого Георгия, а в рыцар- ской литературе побиваемый на поединке теми же паладинами, которые в других случая бились в лесах с косматыми Лесовиками, как рассказывается в поэме Луиджи Пульчи Моргайте. Были и образы сравнительно мирные, на вид, конечно, необычные, нрава весьма странного, от людских идеалов красоты и привлека- тельности довольно далекие, но в сущности безобидные: это Акефа- лы с глазами на плечах и двумя дырками на груди вместо носа и рта, Андрогины, Астоморы, вообще без рта, питающиеся только запаха- ми, Бикефалы, Понцы с прямыми без колена ногами, лошадиными копытами и детородным членом на груди, Пхиты с неимоверно длинными шеями и руками, как пилы, Пигмеи, вечно сражающиеся с журавлями, или милейшие Исхиаподы (у которых только одна нога, что не мешает им очень быстро бегать, а после бега они ложатся от- дохнуть в тени единственной огромной стопы) и, наконец, Единорог, прекрасный белый конь с рогом на лбу, обуздать которого может только девственница, ибо зверь чует запах девственности и, подойдя к сидящей поддеревом девице, кладет голову ей на колени.
Тимпан церкви Сент-Мадлен в Везле, фрагмент, ок. 1120-1130
Василиск, из кн. Себастьяна Мюнстера Универсальная космография, 1558
Нас. 122-123: Единороги, драконы, кинокефалы, блегмы, исхиаподы, одноглазые, из Книги Чудес Мастера Бусико, XV в. Париж, Национальная библиотека Василиск
Плиний Старший (23-79) Естественная история, 33 Змей василиск, встречающийся в про- винции Киренаика, не превышает две- надцати дюймов в длину; распознать его можно по белому пятну на голове, напоминающему диадему. Свистом он обращает в бегство всех змей, тело же свое передвигает, не извиваясь, подобно прочим [змеям], а выпрямившись до половины своего туловища. Он иссушает траву, раскалывает камни не только прикосновением, но и своим дыханием, столь велика сила этого опасного живот- ного. Рассказывают, что как-то раз всад- ник поразил одного такого василиска своим копьем, однако яд, поднявшийся через копье, убил не только всадника, но и его коня. Для подобного чудовища (цари часто желали его изничтожения) смертоносным является укус ласки — природа позаботилась, чтобы ничто не оставалось без противовеса. Люди запускают ласок в норы василисков, присутствие которых нетрудно распоз- нать по отравленной вокруг почве*.
Отдельные чудовища Исидор Севильский (570-633) Этимологии, XI, 3
Греки называют... Гигантов ghegheneis , иначе terrigeni , что означает рожденные от земли, поскольку, по преданию, сама земля произвела их на свет своей грома- дой. [...] Кинокефалы зовутся так потому, что имеют собачью голову [греч. Kuwv , род. п. Ki ' vo ' C — собака; Кефа >.л. — голова]; к тому же привычка лаять уподобляет их скорее животным, нежели людям: они обитают в Индии. Там же, в Индии, заве- лись Циклопы, названные так потому, что у них посредине лба имеется один-един- ственный глаз. [...] Некоторые полагают, что в Ливии появились Блегмы, существа без головы, со ртом и глазами в груди. Рассказывают, что на свете есть еще иные существа, лишенные шеи, с глазами на плечах. Пишут, что в отдаленных пределах Востока обитают люди отвратительной наружности: некоторые лишены носа, лица у них безобразные и совершенно плоские; у других нижняя губа оттопыре- на настолько, что во время сна они укры- вают ею все лицо, защищаясь от зноя; у некоторых же рот словно отвердел, и они могут получать пищу не иначе как через маленькое отверстие при помощи тонкой соломинки; наконец, иные лише- ны языка и общаются знаками и жестами. Говорят, что в стране скифов обитают Па- ноции, у которых уши столь большие, что ими можно укрыть все тело. [...] Расска- зывают, что Артабатиты обитают в Эфи- опии и ходят они с опущенной головой, наподобие овец; никто из них больше сорока лет не живет. Сатиры — человеко- подобные существа: нос у них крючком, на лбу рога с копной волос, ноги подоб- ны козьим. Святой Антоний увидел одно- го из них в безмолвии пустыни. Спрошен- ный рабом Божьим, тот ответил: «Я один из смертных обитателей пустыни, языч- ники же, верящие всевозможным басням, почитают нас за фавнов и сатиров». [...] Говорят, в Эфиопии живут Исхиаподы с необычными ногами, что делает их на удивление быстрыми: греки потому и на- звали их skiopodes , что когда они ложатся на землю, желая защититься от палящего солнца, то укрываются громадной тенью от собственных ног [греч. ами — тень]. У Антиподов, обитателей Ливии, стопы вывернуты назад, и у них по восемь паль- цев на каждой ступне. В Скифии обитают Гиппоподы: облик у них человеческий, ноги же конские. Рассказывают, что в Индии обитает народ Макробиев рос- том двенадцать футов. Там же, в Индии, обитают еще люди ростом всего в один локоть; греки зовут их Пигмеями — имя, производное от слова со значением «ло- коть, кулак» [греч. л-нуил!; о них мы уже упоминали выше; они занимают горные области Индии, прилегающие к Океану*.
5. Судьба чудовищ
Жизнь бок о бок с чудовищами искони предрасполагала христиан ис- пользовать чудовищ и для рассказа о Божественности. Как объяснял Псевдо-Дионисий Ареопагит в трактате О небесной иерархии, природа Бога невыразима и ни одна метафора, сколь бы поэтически искрометной она ни была, не способна передать ее, наш язык здесь в любом случае здесь бессилен и может говорить о Боге лишь через отрицание, то есть называя не то, что есть, а то, чего нет, иными сло- вами, описывать его следует с помощью образов, в высшей степени от него отличных, а именно через образы животных и чудовищ. С дру- гой стороны, прием этот использовался еще ранее, в Книге пророка Иезекииля, где в животном облике описаны небесные создания; позже этот текст вдохновил апостола Иоанна на описание Божьего престола (откуда и пошла традиция отождествлять евангелистов с быком, львом и орлом...).
И в эпоху Возрождения чудища выполняли полезную функцию именно в силу своего впечатляющего уродства. Так, в руководствах по искусству запоминания с древних времен, чтобы лучше запомнить слово или понятие, рекомендовалось проассоциировать его с одной из комнат дворца или каким-нибудь местом в городе, где стоят наво- дящие ужас статуи, забыть которые трудно. И вот в Искусстве запоми- нания { Ars memorandi ) Петра из Розенхайма (1502) появляются мне- мотехнические образы явно сродни апокалиптическим чудовищам и существам из бестиариев.
Наконец, чудовища отлично прижились среди инакомыслящих — на- пример, алхимиков, где стали символизировать различные процессы получения Философского Камня или Эликсира Долголетия, — и мож- но предположить, что адептам оккультных наук они представлялись не страшными, а, наоборот, неожиданно соблазнительными. Однако, как мы увидим в IX главе, в какой-то момент тяга к леген- дарным чудесам уступает место любопытству перед интересным с научной точки зрения, и тогда в кунсткамеры и иные коллекции Нового времени станут стекаться чудовища иного рода. В этот период уже осваиваются земли, бывшие для средневековых людей частью легенды, и места для монстров из бестиариев там больше нет. Чудо- вища продолжают жить в воображении человека и в Новое время, и по сей день, но в иных формах.
Под впечатлением открытий, сделанных мореплавателями, которым доводилось видеть (на самом деле) дикие народы с дикими нравами,
Петр из Розенхайма Искусство запоминания, 1502 Пфорцхайм
Бог как червяк
Псевдо-Дионисий Ареопагит (V в.) О небесной иерархии, II, 5 Мы увидим, что таинственные Богословы уместно употребляют такие подобия не только при описании небесных красот, но и там, где изображают Божество. Так, заимствуя образы иногда от предметов возвышеннейших, они воспевают Бога как солнце правды [...] иногда — от пред- метов менее высоких — именуют его ог- нем, невредимо светящим, водой жизни, утоляющей духовную жажду, или, говоря в несобственном смысле, текущей во чрево и образующей реки, непрестанно текущие, а иногда, заимствуя образы от низких предметов, называют Его мирром благовонным, камнем краеугольным. Кроме того, они представляют Его в обра- зе зверей, приписывая Ему свойства льва и леопарда, уподобляя рыси и медведице, лишенной детей. Присовокуплю сюда и то, что кажется всего презренней и менее всего ему подобает. Он Сам Себя представляет в виде червя, как передали нам мужи и истолкователи, постигшие тайны Божий. Таким образом, все Бого- мудрые мужи и истолкователи тайн Откровения отличают Святая Святых от предметов несовершенных и неосвящен- ных и вместе с тем благоговейно прием- лют священные изображения, хотя они и неточны, так что для непосвященных Божественное делается недоступным, а любящие созерцать Божественные красоты не останавливаются на сих изо- бражениях, как бы на подлинных. Притом более воздается славы божественным предметам, когда они описываются отри- цательными чертами и представляются в несходных изображениях, заимствован- ных от вещей низких.
Калибан Уильям Шекспир Буря, 11,2(1611)
А это еще что? Человек или рыба? Мертвое или живое? Рыба! — воняет рыбой. Застарелый запах тухлой рыбы; что-то вроде соленой трески, и не первой свежести. Диковинная рыба! Будь я сейчас в Англии — а я там был однажды — да показывай я эту рыбу, пусть даже на картинке, любой зевака отвалил бы мне серебряную монету за посмотрение. Там бы это чудище вывело меня в люди. Те, кому жал- ко подать грош безногому калеке, охотно выложат в десять раз боль- ше, чтобы поглазеть на мертвого индейца... Да у нее человечьи ноги! А плавники точь-в-точь как руки! Ей-богу, оно теплое! Нет, я ошибся! Отрекаюсь от своих слов. Никакая это не рыба. Это здешний острови- тянин, которого убило грозой.
Чудовищная грудь
Джонатан Свифт Путешествия Гулливера (1726)
Должен признаться, никогда в жизни не испытывал я такого отвращения, как при виде этой чудовищной груди, и нет предмета, с которым я мог бы сравнить ее, чтобы дать любопытному читателю слабое представление о ее вели- чине, форме и цвете. Она обра- зовывала выпуклость вышиною в шесть футов, а по окружности была не меньше шестнадцати футов. Сосок был величиною с пол моей головы; его поверхность, как и поверхность всей груди, до того была испещрена пятнами, прыща- ми и веснушками, что нельзя было себе представить более тошно- творное зрелище. Я наблюдал его совсем вблизи, потому что корми- лица, давая грудь, села поудобнее как раз около меня. Это навело меня на некоторые размышления по поводу нежности и белизны ко- жи наших английских дам, которые кажутся нам такими красивыми только потому, что они одинаково- го роста с нами и их изъяны можно видеть не иначе как в лупу, ясно показывающую, как груба, толста и скверно окрашена самая нежная и белая кожа.
Шекспир рассказал нам об ужасном (и несчастном) Калибане, Свифт — о невидалях, повстречавшихся ему во время странствий. Потом понемногу доверие к чудовищам утрачивается; Эдгар По рису- ет их прельстительными, Артур Конан Дойл (который уже кое-что знает о доисторических животных) — ужасающими, а Бодлер вооб- ражает эротический экстаз на теле великанши. Теперь же, в наши дни, когда у нас в активе и Дракула, и плод трудов доктора Франкенштей- на, и мистер Хайд, и Кинг-Конг, а в нынешней культуре правят бал зомби и космические пришельцы, отношение к монстрам перемени- лось, теперь мы их просто боимся, а не воспринимаем как посланни- ков Бога. Мы не стараемся подружиться с ними, посадив поддерево девственницу. Вероятно, первое проявление скептицизма в отноше- нии так называемых добрых существ из бестиария мы наблюдаем в Книге о разнообразии мира Марко Поло, когда он, путешествуя на самом деле, а не в воображении, встречал зверей, которых ныне мы не колеблясь назвали бы носорогами. Таких животных он никогда раньше не видел, а поскольку его культура создала у него представ- ление о единороге как четвероногом существе с рогом на морде, он говорит, что видел единорогов. Однако как честный и добросо- вестный бытописатель он торопится объяснить, что единороги эти какие-то странные, непохожие на тот образ, что хранит традиция: они не белые, не милые, «шерсть у них как у буйвола, а ноги слона», рог у них черный и некрасивый, язык — с колючками, голова — как у кабана. В заключение он не только уверяет, что звери эти «с виду безобразны», но и утверждает, что «непохожи они на то, как у нас их описывают; не станут они поддаваться девственнице: вовсе не то, что у нас о них рассказывают».
Кинг Конг, фильм Мериана Купера и Эрнста Шесдака, 1933
Слева:
Арнольд Беклин Сирена, 1875 Берлин, Государственные музеи Великанша Шарль Бодлер
Сплин и идеал, из сб. Цветы зла (1857) В века, когда, горя огнем, Природы грудь Детей чудовищных рождала сонм несчетный,
Жить с великаншею я стал бы, беззаботный, И к ней, как страстный кот к ногам царевны, льнуть. Я б созерцал восторг ее забав ужасных, Ее расцветший дух, ее воздушный стан, В немых глазах ее блуждающий туман И пламя темное восторгов сладострастных. Я стал бы бешено карабкаться по ней, Взбираться на ее громадные колени; Когда же в жалящей истоме летних дней Она ложилась бы в полях под властью лени,
Я мирно стал бы спать в тени ее грудей, Как у подошвы гор спят хижины селений.
Красные зубы и когти
Эдгар Алан По
Приключения Артура Гордона Пима, 18 (1850)
Подобрали [...] труп неизвестного сухо- путного животного. В длину оно дости- гало трех футов, но в высоту было всего лишь шесть дюймов, имело очень ко- роткие ноги и длинные когти на лапах ярко-алого цвета, по виду напоминающие коралл. Туловище его покрыто прямой шелковистой белоснежной шерстью. Хвост фута в полтора длиной суживался к концу, как у крысы. Голова напоминала кошачью, с той только разницей, что уши висели, точно у собаки. Клыки у живот- ного такие же ярко-алые, как и когти.
Затерянный мир
Артур Конан Дойл Затерянный мир, 12 (1912) Я стоял, будто пригвожденный к месту, и не мог отвести глаз от тропинки. И вдруг оно показалось. В дальнем конце прогалины, которую я только что прошел, дрогнули кусты. Что-то большое, темное отделилось от них и одним прыжком вымахнуло на залитую луной прогалину. Я умышленно говорю о прыжке, ибо чудовище передвигалось, как кенгуру, вытянувшись во весь рост и отталкиваясь от земли сильно развитыми задними ногами; передние были прижаты у него к брюху. Размеры и мощь этого зверя поразили меня: настоящий слон, вставший на дыбы. И при всем том такая подвиж- ность! В первую минуту у меня еще мелькнула надежда: может быть, это лишь безобидный игуанодон? Но, несмот- ря на все свое невежество, я понял, что ошибаюсь. У трехпалого травоядного игуанодона голова была маленькая, как у лани, а у этого страшилища широкая, плоская — словом, точная копия той жабьей морды, обладатель которой так напугал нас минувшей ночью. Свирепый рев и настойчивость, с которой он пресле- довал меня, свидетельствовали о том, что это плотоядный динозавр, один из самых страшных зверей, которые когда-либо водились на земле. Чудовище то и дело припадало на передние лапы и тыкалось носом в землю, вынюхивая мои следы. Иногда они терялись, но динозавр нахо- дил их и снова огромными прыжками пускался по тропинке следом за мной.
