Реквием конца века

(Живопись: Владимир Фуфачев, "Вселенная")

* * *

Во блаженном успении вечный покой
Подаждь, Господи.
Вся любовь на войне за зимней рекой
Полегла, Господи.

Мои руки в крови. Мои руки в дыму.
Отмой, Господи.
Я убил - и заплакал.
Зачем, не пойму.
Прости, Господи.


ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ

Во блаженном успении вечный покой
подаждь, Господи...

Кожа иссохнет. И выжелтит кость
Плоть - изнутри.
Мир обозри, о бедняк, нищий гость,
Мир обозри.
Сколько страданья тебе претерпеть.
Сколько любви.
Сколько захочешь ты раз умереть -
Столько - живи.
Будут соборовать - с ложкой златой
Руку - толкни.
Кожа да кости - базарный Святой -
Нас помяни.
Как ты на торжище - князем сидел,
В бочках капуст!
Как дольний мир и бранился и пел
Тысячью уст!
Вкусный, огромный, пахучий, крутой,
Грязный пирог...

Жизнь - лишь вода: по земле ледяной
Скул Твоих, Бог.


* * *

Меня не будет никогда.
Во грудах шелка - и ковров-
Снегов; где хрусткая слюда -
Меж гулких, грубых сапогов.

Затянет ржою города,
Народ - в потопе - жальче крыс.
Но там, где двое обнялись,
Меня не будет никогда.

Где те швеи, что мне сошьют
Январский саван белизны?
Меня осудят и убьют -
За страшные, в полнеба, сны.

Горбатый странник на земле.
Нога от странствия тверда.
Пишу я звездами - во мгле:
"МЕНЯ НЕ БУДЕТ НИКОГДА".

Шуга, торосы на глазах.
Меж ребер - тинная вода.
Река мертва. И дикий страх:
Меня не будет никогда.

Ни Солнце-Лоб. Ни Лунный Рот.
Ни Млечный, жадный Путь грудей -
Уже ничто не оживет
Ни Бога для, ни для людей.

Над гробом плача, не спасут,
Вопя, стеная, дух зари!

И лишь звонарь мой -
Страшный Суд -
Ударит в ребра изнутри.


БЕЗУМИЕ. ДВА МУЖИКА В ЧЕРНОМ НЕБЕ

Эх, да закину голову - от грязи - да ввысь!..
В небесах два мужика крепко обнялись.

Их рубахи все в крови - сноп лучей - слепят!..
Их волосья шевелятся. Чернью - рты вопят.

Плачут - пьянь тяжелых слез - маслом - по скуле.
Эх, Мужик Небес!.. Не снес - Царем - на земле!

Эх, архангел Михаил, далматик зари!..
Ты горишь светом могил - черным - изнутри...
Вихри крутят вас и мнут! Замерзли - в выси?!..
Хочешь выпить, - поднесут?!.. Боле - не проси...

Боли не проси, Мужик, крови - ох, ни-ни:
В тучах - к роскоши привык?! Звезды - в скань - одни?!

Я - внизу - дрань да рвань! Глотки перехват!
Насылай мор и глад! Лишь глаза горят.

Кто там рядом с Тобой - горб - узлы платка?!..
Над закушенной губой - пота облака...

Не утешил Ты мать. Мрачный мир не спас.
Буду ввысь я вонзать копья белых глаз.

Под дерюгой небес - тряпками ветров -
Буду выть, зимний пес, на святую кровь!

Я безумен - так что ж?! Эй, гляди в лицо:
На плаще Твоем я - брошь! На руке - кольцо!

На железной кости - сухожилья - рви...
Вот гранаты - в горсти! Ноги - все в крови!

Я-то нищ. Я-то бос. Ты, Царь Славы, - ну!..
Вою в небо я, пес, на Твою Луну.

Густо-красна она. Каплет - тяжко - вниз.
Напился допьяна?! Дотрезва - молись.

Скалят лишь Мужики зубы, в темь гнилы, -
Черный жемчуг, с тоски выкраден из мглы.

Ветер тряпки трясет. Сыплет с неба смех.
Помолись, мой народ, - ты безумней всех.


* * *

Мы в тюрьме.
Мы за решеткой века.
Кат, царевич, вопленица, вор.
Не скотов сочтут, а человеков.
По складам читают приговор.
Улещают плесенью похлебки.
К светлой казни - балахоны шьют.
Затыкают рты, как вина, пробкой,
А возжаждут крови - разобьют.
Бьют снега в окружия централа.
Прогрызают мыши тайный ход.
Столько раз за век я умирала -
Ни топор, ни пуля не берет.
Чрез решетки дико тянем руки.
В них - швыряют камни пацаны!

Мы уже не люди - только звуки.
Еле слышны.
Вовсе не слышны.


ПРОРОК

Фуфайка драная.
Жизнешка бедная.
Да песня - пьяная.
Да щеки - бледные.
Наш мир кончается.
Наш век кончается.
Военной ниткою
снег истончается.

Я голубей кормлю
из грязной скляночки.
Я в голубой люблю снежок - на саночках:
Щека небритая,
Голгофа-надолба:
Ударит молния - а череп - надвое...


И вижу ярко я,
до боли режуще:
Огни пылающи,
сугробов лежбище,
Домов буравящих
да свечи черные,
Да люди во цепях,
всему покорные...


Веревкой скручены -
в муку измолоты -
Плясать приучены
костьми - от голода!
Им хлеб толкаю в рот... -
беззубо плакают...
На руки черные - слезами капают...


Алмазы - слезы их!
Гранятся, катятся!
А черный конь в снегах,
и скачет-скалится:
И черный Царь сидит
верхом, навродь гонца -
И маска черная, -
и, Боже, нет лица...


Как руку выбросит
вперед когтистую! -
Ударят молнии,
сожгут монистами,
И в нищем рубище,
под тканью драною,
Меня, усопшего,
отыщут, пьяного...


Кругом и грязь и вонь... -
... лежу вниз головой...
Горит огнем ладонь.
О, я еще живой.
Да не подняться мне.
И лоб мой каменный.
И лоб мой - надвое! -
копытом пламенным.


И нищие хрипят,
за гробом тянутся.
Один пророк я был.
Одни останутся.
Пошарят мелочи.
На память сбросятся.
Один пророк я был.
С меня и спросится.


* * *

- Приидет Царствие Мое.
Приидет Царствие Мое.
Вы долго ждали, бедняки -
Приидет Царствие Мое.

- Царь-Голод высох тьмой доски.
Царь-Холод сжег мои виски.
Царь-Ветер плачет от тоски.
Приидет Царствие Твое.

- Пропой же мне последний стих,
Пропойца с пламенем седых
Волос, - что плачешь ты, затих?
До дна ты выпил Бытие?..

- Блаженны нищие духом, ибо их...
Блаженны плачущие, ибо их...
Последний Дух, и вдох, и дых:
Приидет Царствие Твое.

... И так они стояли - так
Стоят на рынке мясники,
А снег в крови, в снегу резак, -
Стоят и плачут от тоски.

В снегу - замызганный пятак:
Огонь - на резкой белизне.
Друг против друга - вечно: как
Враги на ледяной Войне.

И весь в слезах стоит Христос.
И я стою - лицо в слезах.
А мир, бедняк, ослеп от слез.
Огонь, огонь - в его глазах.



* * *

- За Тебя, за Тебя -
крестовые походы!..

-…загубя… загубя…
голубей и народы…

- За Тебя, за Тебя -
кострище святой Жанны!..

- …без следа… без следа…
кровью - под ножами…

- За Тебя, за Тебя -
раскол, боярские сани!..

- …зажилась… зажилась…
огонь тушила слезами…

- За Тебя!.. за Тебя -
стакан до дна выпью!..

- …залила… залила:
огню в лицо - жизнь вылью.


ЛИЦО ЛЮБВИ

Я старая, голодная собака.
Увижу я: из недр земли
Ударит свет. Поднимется из мрака
Лицо любви.

Лицо... - вкось - и внахлест - дожди и тучи...
Гром... сутемь... град... -
Лицо!.. - светлее ярости могучей,
Что не придет назад.

Лицо горит, лоб в золоте сусальном,
От глаз - лучи-снопы:
Была ты в жизни девкою вокзальной,
Смех - посередь толпы!

А на небе узнали серафимы,
Едва ты - на крыльцо...
Вей, вей в Раю, любимая, любимый!
Плачь, плачь, лицо!

Лицо любви... - а что ж не вижу тела?!..
Что ж - стыд и срам?! -
Что животом буянило, горело,
Щенком - рвалось к ногам

Нагим?!.. что звездами - меж волосьев морозных!
Что крыльями - в коленях - плеск!..
Лицо молчит. А тело было - грозным.
Все - слепь и блеск.

Все - кровь и грязь.
Все - хрип и задыханье.
Все - дрожь и вой.

Лицо любви, пролей свое сиянье
Над головой.

Над паклею волос, над сухарями
Горелых щек, над бельмами очей:
Сверкающее, золотое пламя
Моих ночей!

Перекрещусь... - вся залита сияньем...
Старуха, ах... -
В подглазьях - соль. В ладони - подаянье.
Смех - на губах.


ДВОЕ НИЩИХ

Обнимемся мы, сцепимся - не разрубить ножом.
Мы, люди, к людям лепимся - и судорогой - жом.

Одежда вдоль разорвана - и бархат и атлас!..
Мы голыми, мы гордыми пребудем среди вас.

Весов корзина грязная наполнена: жемчуг?!
Живое злато красное - мерцанье нищих рук!

В заплечной давке, в крошеве
Лиц-рук-лопаток - в пляс, -
Алмазные горошины любимых, бедных глаз!

Хлестай нас, время лютое. Шарь по карманам грош.
Фаворским ветром сдуты мы. Далеко нас найдешь.

Раззявят пасти в хохоте, стыдом воткнут персты -
Обнимемся мы в грохоте, где пули и кресты!

Все выпито. Все обнято огнем. Все сожжено.
Осталось нам - все отнято! - объятие одно.

Огромное, стослезное: прощай... навек... уже?!.. -
Как волчий ветер, грозное,
Заплатой - на душе.


МАГДАЛИНА НА СНЕГУ

- Я цепляюсь за твои руки,
хватаюсь за них когтями, зубами.
Я спасаюсь тобою! а ты меня - в живот ногою.
Ты мой снег ледяной. А я - твое дикое пламя.
Ты - моя тюрьма пожизненная:
с решеткой золотой, дорогою.

Я пошила себе рубище из портков твоих драных.
Я пила на твоих гулянках,
до крови пятки сбивая, плясала.
И выволакивали меня на снег -
пьяную среди пьяных, -
И снег набивался в косы монетами,
и резал горло металлом.

А мне было мало! Я все еще хотела -
Еще хотела тебя: до смертного моего часа!
Тебя, преступного, поганого,
с длинным продажным телом,
С верткими руками убийцы,
отделяющими душу от мяса.

И, когда я лежала на снегу,
избитая и нагая, -
Ты подошел, смеясь, и сунул мне под ребро пику...
А это была не я!
Это была я - другая!
Это был лишь мой крик!
Лишь свет от крика!

И тогда ты понял:
что-то в мире неладно,
Если снег кричит,
если ветер вопит и плачет!
... И лежала я голяком на снегу,
нагишом, в наряде нарядном,
В нежной невидимой Божьей парче,
развышитой поцелуем твоим горячим.


МАГДАЛИНА ЛЕТИТ

Да, рушится отвесно мир!
Клубятся тучи золотые.
Вопят гортани ям и дыр,
Как звери дикие, живые.

Тебя я одесную... - о,
Лесную, дикую и волчью,
Пригрел Ты девку, и тепло
Мне у Распятья было ночью.

Расхристан желтый мед волос,
Разъяты зубы в нищем крике.
Слепою, белой кровью слез
Помазаны немые лики.

Я помню: Ты ко мне входил,
И я во тьме звездой сверкала.
Овечий сыр Луною плыл.
Я на камнях Тебя ласкала.

Я помню: бил с небес отвес
Тяжелый снег, суров в полете,
Когда врубался гвоздь, как бес,
В дотлелый угль угластой плоти.

Я с шеи связку бус рвала.
Кусала кисти рук дебелых.
Земля, зачем не приняла
Взамен - мое тугое тело?!

Ведь распинали, били, жгли!
Стопой на грудь мне наступали!
Маслины синие - в пыли
Зрачками женскими - пылали!

А нынче - падает стена.
Обвал серебряного ливня.
И я меж туч лечу одна -
Безвыходней и неизбывней.

И только нитка белых бус -
Дары слепых речных беззубок -
Мне давит грудь, великий груз,
Поверх ночных искристых юбок.

И сыплется созвездий соль
На голые, в ознобе, плечи:
Я - баба, Магдалина, боль,
А Ты - мужик, а Ты - далече.


* * *

Я корчился в кострах аутодафе.
Я пеплом Жанны улетал по ветру.
С боярыней Морозовою я
В угрюмых розвальнях сидел и плакал,
Под полостью медвежьей;
пил с ней водку,
А после - в яме - я ее кормил
Собой, куски от тела отрезая.
Я с Босхом тоже пил. Я голым стыл
На льду зеленом
деревеньки Вифлеема.
Позировал ему - не для волхва,
А для убийцы, Ирода солдата.
Меня на шпагу вздели. Я орал!
Мой глаз алмазом в тысячи карат
Горел в ночи над крыльями полей.
Мои власы горели, Аввакума.
Всю кровь земли
Ты мне в стакан налей,
Великий Бог,
косматый и угрюмый,
Всю ночь земли.
Не жмись и не жалей.


МАРИЯ ЕГИПЕТСКАЯ
НА БЕРЕГУ РЕКИ

Песок и снег - и в лоб, и на зубах.
Под ледяным кустом
Сижу не я - сидит тщедушный прах,
Прожжен дотла крестом.
Не женщина - любовью сожжена,
Плоть смята в кулаке! -
Плыву не я - всегрешная жена,
А льдина по реке.
Живот сияет нежно сквозь тряпье.
Вонзаю когти льва
В слепящий снег. Вот Царствие Мое:
Лед, сохлая трава.
Ракита. В толщу вмерзшая ладья,
В реки алмаз.
Под ветром, подо льдом гляжу не я,
А Божий Глаз.

Любилась всласть. Клещами жгучих ног
Хватала - плоть.
Огнями била в пол и в потолок,
Хоть выжить; хоть
Спасть от клыков грызущих - не живот,
Не пуп, не грудь, -
А душу, где живущий не живет,
А нищий путь.

Меня пинали в ребра и под дых -
Здесь, на земле.
Меня - сосцами - прежде сук щенных -
По льду - в петле...

И дух великий мой не отнялся!
Живот, горяч,
Ложился сам под обод колеса,
И стыл палач!
И мужики, ярясь и матерясь,
Сбиваясь в стог,
Кричали мне: "Не баба ты, а князь!
А царь! а Бог!.." -
Мне, нищенке с дырявою сумой,
В снегу - костыль;
Улыбки собирающей зимой,
а деньги - пыль... -
Сухой коврижке заржавелых свай,
Мышонку плит, -
Меня кусали, будто каравай,
Там, где болит...
Старуха злая, мальчик со щекой,
Где зимний шрам!.. -
Я буду снегом вам, звездой-тоской
В объятье рам,
Где вата в сколах битого стекла
Для красоты;
Бумажные, бедняцкие цветы -
На льду стола;
Во тьме икона - шире площадей -
Как черный плат;
Где скудный быт отверженных людей
Широк и свят,
Как пар картошки, жадный хлеба кус,
Воды глоток, -
Я с бедняками смерти не боюсь,
Великий Бог!
И, нищая, я от зубов спасла
Себя - златых.
И, бедная, - я к вам рукой текла
Рек ледяных!
Я, голая, в охвостьях на беду,
В шматье парчи, -
Сижу в сугробе, милостыню жду,
И две свечи -

Руки - горят по грязи и тоске,
В приделе тьмы!
Горю, кольцо у мира на руке,
Во лбу тюрьмы!
Запястья прокаженного браслет,
Слепых - слеплю:
Я синий скарабей во мраке лет.
Я тела сквозь дыру в хитоне - свет.
Мне киньте в шапку медяки планет.

Я вас люблю.


* * *

У старости есть лицо
У меня его нет

У старости на пальце кольцо
У меня его нет

У старости в мочке серьга
У меня ее нет

У старости меж ребер брошь - дорога
У меня ее нет

У старости серебро волос
У меня его нет

У старости топазы слез
У меня их нет

У старости - дубовый сундук
У меня его нет

У старости - в перстнях корни рук
У меня их нет

Она богачка старость
... Визг
Собаки в ночи

Загрызли с голоду кошку
О помолись
И помолчи
Она богатейка старость твоя
Заелась поди

... в охвостьях нищенского белья
Нож держу
Подойди


ТРУБЯЩИЙ АНГЕЛ

И первый Ангел вострубил.
Согнулась - пополам:
Кресты попадали с могил,
Открылся древний срам.

И Ангел вострубил второй,
В рог дунул из льда!
Так смертно хрустнет под стопой
Чугунная звезда.

Звезда из дегтя и смолы.
Из мертвых птичьих лап.
И кровью залиты столы
В виду ревущих баб.

И брошен нож близ пирога
Из сажи и золы.
Зима избита и нага.
И шуба - без полы.

И третий Ангел вострубил!
Кроваво-красный плащ
Нас, погорельцев, ослепил,
Пылающ и дрожащ!

И он к устам поднес трубу,
Как будто целовал
Лицо отца зимой в гробу
И Бога призывал.

Четвертый Ангел вострубил -
Посыпались отвес,
Кто жил, горел, страдал, любил,
С разверзшихся небес!

С небес, разрезанных ножом
И проткнутых копьем.
С небес, где все мы оживем
Пред тем, как все - умрем.

И пятый Ангел вострубил!
И поднялась вода,
И хлынула, что было сил,
На злые города.

Молилась я, крестясь, дрожа... -
О нищая тщета!
На страшном острие ножа
Сверкала - пустота.

И Ангел вострубил шестой.
Огнем все занялось:
И снег под угольной пятой,
И золото волос.

И требник ветхий, и щека,
В ночи ярчей Луны.
И, вся просвечена, рука,
Чьи кости сожжены.

В костер огромный сбились мы.
Дровами полегли.
И Ангел вострубил седьмый
На ободе земли.

Он пил гудок трубы до дна,
Как смертник пьет питье.
А кружка старая - Луна,
А зубы - об нее.

Озноб от звезд в прогалах льда.
Гудит земля впотьмах.
Дрожит последняя вода,
Мерцает на губах.

Но дай мне, дай еще попить
Из кружки ледяной.
О, дай мне, дай еще пожить
Под мертвою Луной.


ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

За деревянными столами, холстом укрытыми, сижу.
Скатерки дрань. И снеди пламя. Я в чашу винную гляжу.
Вино утробно и кроваво. Хлеб нюхает ноздрями тьму.
В сверкающем хитоне славы - втолкнут в последнюю тюрьму.
Я щупаю ногами плиты. Морозный мрамор, ледяной.
Моею кровью не облиты. Моей не выжжены ступней.
Исчезло время жизни малой, как дым рыбацкого костра
Фаворской ночью. Ржавь бокала - и синь селедки - до утра -
На маслом меченной бумаге. Среди объедков и костей.
Ах, ангелы, мои бедняги - средь сатанинских тех гостей.
Апостолы. Их пальцы кругом, как бы планеты, колеся,
Дрожа, передают друг другу - тайком - молчком - трясясь - прося -
Мои дары: боль битой чашки, где темно-красна, солона,
Любовь; и в порванной рубашке - кусок, чтоб желчь заесть вина,
Заткнуть себе немую глотку, вкусить подовый, жгучий крик:
Глядите, вот он, за решеткой!.. Глядите, на Кресте старик!..
Старик... - гляжусь в стекло бутыли... ах, ангелы, я молодой...
Одной ногой - уже в могиле. Другой - над первою звездой.
Тяни мне щиколки в царапках, о Магдалина, девка, ты... -
Не видишь - я могильщик с тяпкой лопаты, где кряхтят кресты.
Не видишь - на полу, убогий, близ таза медного глава:
Дай я тебе омою ноги в ночи, пока еще жива -
В пиру, где руки, щеки красны, где на подносах хлеб несут,
Где лепет винный и бессвязный молитвой вылетит на Суд.


ИУДА ИЗ КАРИОТ

Мешок - где жжет пупок.
Мешок - теплый бок.
В ребре уже дыра.
Не залатает Бог.

Из брюха рук - скользь драхм -
Серебряной икрой.
Мешок, ты лютый страх.
Ты - черною дырой.

Где множество рабов
У ног моих, в пыли!
Я сам убил любовь.
Деньга - цена любви.

Давись, пожри, глотай!
Все - персть, все - пепел, прах.
Все - мыший тот сарай:
За лепту - кажут пах.

Я жалкий человек.
Я продал боль и быль.
Сочатся из-под век
Две драхмы - в соль и пыль.

И я, лицом в пыли,
Растерши в прах слезу,
По ободу земли
К могиле доползу.

Я сам ее разрыл
Под высверком планет.
Я сам ее купил -
За соль слепых монет.

Слепой рукой найду
Горячую петлю.
И, поздно, как в бреду:
О люди, вас люблю -

Иуда с Кариот,
Торговец полотном, -
И все со мной умрет,
Чем станете - потом!

И на снегу - за три
Копейки - продавай!-- -
Мех Мономаха - зри! -
Во лбу - шпинель зари,
Родной собачий лай.



СМЕЩЕНЬЕ ВРЕМЕН

Два Ангела, и я меж них.
Один из них - отец.
Другой
Не знаю кто. Из ледяных
Ресниц - встает огонь дугой.

Два Ангела, и я меж них.
Ведут мя под руки. Куда?!
На небо не берут живых.
О, значит, я уже - звезда.

Я наряжать любила ель.
Звездой - верхушку украшать.
А коль любовная постель -
Любила, руку взяв, дышать

В ладонь.
Любила в холода
Я в шапке лисьей - меж толпы
Свечой метаться… жечь… Куда
По тверди вы, мои стопы?!..

Я жизнь кусала, как еду.
Я жизнь пила, как бы вино.

Куда я, Ангелы, иду?!
Там страшно. Люто. Там темно.

И руку мне отец - в кулак.
И тот, другой, мне пальцы - в хруст.
Один бедняк. Другой бедняк.
Неопалимый яркий куст.

Рванусь и захриплю: “Пусти!..”

…Чертополох, репей - в горсти.

И слева Ангел - лоб в ладонь.
И справа Ангел - зарыдал.

………………………………….

…Два нищих греются: огонь.
Два пьяных: хлеб Господь подал.


ВИДЕНИЕ АВВАКУМА

Зачитали и мне золотой приговор.
Виноват, - худоребрый, расстрига,
Знаю: будет мне яма и мощный костер,
И желаньем последним - коврига.

Я старик. Лоб от мыслей бесценных распух,
От сияющих - в кровь - самоцветов.
Виноват, что любил и за трех и за двух.
Что с исподу провидел планету.

Я пророк и безумец. Что, страшно им быть
На земле, где не реки, а плети,
Где, в снегу умирая, выл Распятый: "Пить!.." -
А в Него били камнями - дети?!

Где оружье - в подпольях; где хлеб - жабий яд;
Где соврать писчим дьякам - что дунуть;
Где на стервах в ночи ожерелья горят:
Низок-россыпей - некуда плюнуть!..

Гибнет мир во снегах!.. Гибнет в горе и лжи.
Воздымаю двуперстие круто.
Ты, палач, мне веревку с ухмылкой кажи,
Коей скрутишь меня чрез минуту.

Все равно - о, доколь меня слышит народ,
В кучу сгрудился близко кострища,
Разеваю для Правды свой яростный рот,
Непотребный,
сверкающий,
нищий!

Только Правду голодным я людям скажу.
Прохриплю, заглушая обманки.
А костер подожгут - бородой укажу
На разгул занебесной гулянки.

Эх, пляшите вы, звезды!.. Проткнем брюхо звезд!..
Эх, сыграем вселенскую пьянку!..
Мне обмажет все тело огня лисий хвост,
Душу вывернет крик наизнанку.

Будут перстни сдирать - и в кострище бросать.
Головешки ступней станут: лалы,
Изумруды... Народ! Гей ты - петь и плясать!
Пить из горла бутыли - смоги устоять! -
Сласть базара, да смолы причала!

Пить из горла - до дна - век, что горькую ртуть,
Век, настоянный весь - на обмане...
Перекинется пламя с коленей - на грудь.
Шайка выплеснет в огненной бане.

Борода вспыхнет ярко, подобно ножу!
Задеру я лицо в Божье небо!
Только Правду голодным, лишь Правду скажу -
О цене их посмертного хлеба.

И зависнет голубка во звездной пыли
Над скелетом горелым и диким -
Над последним пророком несчастной земли,
Душу выславшим в огненном крике.


СНЯТИЕ СО КРЕСТА

Снег под ногтями
и снег в волосах...
Красная кожа...
Ноги примерзли: стою на часах.
Губы - из дрожи.
Кости - из мраза. Глаза - изо льда.
Только, сгорая,
Дыры-зрачки все летят в никуда
Копьями Рая.

Плат я стащу - и прилипну к ногам
Голой главою.
Лал из ступней потечет по щекам.
Зверем - завою.
Дымом овеет нас, грешных, зима.
Морды, солдаты,
Гоготом, скалясь, сведут нас с ума
Перед Распятым.
Рыжие косы той бабы, что - в рев,
пламенем хлещут
Древко Креста, и равнину, и ров,
Купол зловещий
Неба седого: слепым стариком
Смотрит - звездами -
Как снеговой забиваю я ком
В глотку, где - пламя,
Где - немота, где все хрипы земли -
Мертвою птицей:
Боже, спасти мы Тебя не смогли.
Дай повиниться.
Гвозди дай вынуть -
и снять с черноты
Солнце без плоти,
Руки снегов и холмов животы,
Звезды в полете.
Выгиб жемчужной земной белизны:
Красным - по белу -
Рвань плащаницы,
Подстилку войны,
Душу - из тела.


* * *

Меня не оплачет никто.
Я же - оплачу всех.
Похитьте в дырах пальто.
Скрадите мышиный мех.
Укутает горла плач
парчовый простора плат.

Никто не придет назад.
Всех, сердце мое, оплачь.


ПЛАЧ

Куда уходят люди, Боже?!..
Лик ледяной - среди свечей.
Усопшая, как ты похожа
На блеск реки,
на крик грачей!

С собой опять я вижу сходство.
Чьим голосом я воспою
Мою любовь, мое сиротство,
Живую ненависть мою?!

Так плачет - всхлипом - шум прибоя,
Соленый, жадный и живой.
Так плачет небо голубое.
Так плачет ветер снеговой.

И, подбородком и губою
Дрожа, мешая плач и смех,
Я так рыдаю над собою,
Затем, что я - одна из всех.

. . . . . . . . . . . . . .

Плачьте! Лишь осталось - слезы
Лить над каждым, уходящим.
Лишь - во куржаке березы.
Месяц, в дегте тьмы горчащий
Свежей долькою лимона.
Лишь - агаты, изумруды
Снега: черная ворона,
Смерть, - откуда ты,
откуда?!
Вот сапфир - в выси над нами...
Вот алмазы - над затылком!..

Мы - в грязи.
Нас - сапогами.
Нас - рубанком и обмылком.

Этот нищий мир - он чудо.
Отломи алмазик, кроху,
Жизнь... - откуда Смерть?!
Откуда?!..

И ни крика.
И ни вздоха.

. . . . . . . . . . . . . . .

Плачу. В кулак
Горе зажму.
Плачу: не так,
Боже, живу.

Я не зверек.
Я не сурок.
Кто мне во рву
Место сберег?!

Соль на губах.
Соль на зубах.
Кто - под землей -
В царских гробах?!

Еще живу...
Кричу - во сне...
Я поплыву
В нищей ладье.

Будет ли бить
Свет изо лба?!
Будут ли плыть
Ко мне - гроба?!

В ничто. В никак.
В нигде - лежу.

... Плачу. В кулак -
Зубы вонжу.

. . . . . . . . . . . . . . .

Сердце пусто. Сердце голо.
Тряпкою сожми - не скатит
Ни слезинки. Ни укола.
Пустоты по горло хватит.

Плакать по живым - устала.
Плакать по холодным - баста.
... Кто мне вышьет одеяло
Золотым цветком глазастым?!

Чтоб, как малого ребенка,
В ткань старуху замотали.
Чтобы плач захлебом - тонкий.
Чтобы кольца - в грязь упали.


Чтоб у горнего престола,
С бороденкой мукомола,
Симеон, меня приемля,
Выкряхтел:
"Возьму тя голой -
Снегом выпадешь на землю".


СОШЕСТВИЕ ВО АД

Боже! Нет пути назад.
Жгут терновых звезд огни.
Боже! Я схожу во Ад.
Брызг брусники - в снег - ступни.

Настрадался на земле.
Кожей корчился в огне.
Боже! Плачу я во мгле.
Или плачет мгла - во мне?!..

Бил народ: спина-рубцы.
Пил народ: за шкирку - лью!..
Агнцы или подлецы?!.. -
В карты резались в Раю.

Рот, раззявленный стократ.
Глаз, что рыбой вмерзнул в лед.
Я сошествую во Ад.
Боже! нет пути вперед.

Я с тобой туда возьму -
По пути - весь люд и сброд,
И дырявую суму -
Песню, что поет народ;

И трущобные огни,
И железную звезду...
Боже, милый, сохрани
Ты меня живым в Аду.

. . . . . . . . . . . . . . .

Господи... Люди...
Крохи на грязном блюде...
Ветром, бурей гонимы...
Во Ад спущусь - вместе с ними.

_________________

Иду. И плащ опалово горит,
Клубится вихрем туч. А справа, слева -
Народ, рассыпан, плачет и вопит,
И разрывает снеговое чрево,
И падает - горохом золотым,
Младенцем, окровяненным, орущим -
На блюдо тьмы, в печей и топок дым,
В серебряные травы Райских кущей!
Я до Рожденья пребывал в Раю.
Хвощей алмазных оперенье гладил.
Я в Ад иду. Я потерял семью.
Я с Райской песней глоткою не сладил.
Куда - за мной?! Цепляетесь, крича?!
Что виснете лоскутным одеялом?!
Ад - вонь и смрад. Не шелк и не парча.
Там крови, грязи, ржавчины - навалом.
И все, кто в жизни был и гол и бос,
Кто по снегу ходил, крича колядки,
Кто ел свой хлеб, не пряча диких слез, -
За мой подол цепляются, за пятки!
"Возьми нас в Ад!.." -
Иду, как бы в строю.
Платки горят; мычат коровы; плачут
Два старика, провидя смерть мою;
И девочка горит свечой горячей
В моем костлявом, грубом кулаке;
И бьется мой зипун над нищетою,
И я схожу во Ад - о, налегке,
С алмазами под голою пятою.
И знаю я, что нет пути назад.
И весь народ земной валится в бездну
Со мной, родной, - сошествует во Ад:
С январской сини,
с высоты небесной.


КАИН И АВЕЛЬ

Я убил его в ночи, давно.
Будьте милостивы к окаянному.
Дождевые капли сквозь небесное рядно -
Выпивка сладчайшая, желанная.

Злые дни мои малы, малы.
Грудники, орущие, ледащие.
Вы орете, плачете из мглы -
О, по мне, калеке настоящему.

Острая, как лезвие, судьба.
Снег метет по крови лисьей кисточкой.
В зимний день разверзнутся гроба.
Солнце затанцует наглым выскочкой.

На морозе я не продышу
И не выдышу тогда ни слова пьяного.
Я у Боженьки прощенья попрошу:
Убиенному - для окаянного.

Будь, Господь, Ты милостив ко мне.
Двери кабака клубятся заревом.
Синеглазый пьяница в огне
Снеговом. У Бога грошей заняли
До получки. До белесой замяти.
Я убил его не на войне.
Боже мой, избавь же мя от памяти.
Утоплю младенчика в вине.
Грош костыльный выклянчу на паперти.

Губы утерев, перекрещусь
На когтистого, над крышей, ворога.
А заем колбаской - не пощусь,
Напоследок ляжет дорого.
Шум повозок. Бахрома берез.
Хлад хрустальный - очи выстыли.

Красные комки подземных слез
Напоследок на похмельных скулах выступили.

………………………………………………………..

... Каин, Каин, Авеля вспомянь.
Ты убей себя. В серебряную ткань
Тело свое крепко заверни.
Чтобы мы пребыли днесь - людьми.


* * *

С неба - хвойного откоса -
Крупный град планет слетает.
Сотни тел, сплетенных в косу,
Наглый ветер расплетает.

... А внизу, меж грязных кочек,
На коленях, в ветхом платье -
Человеческий комочек,
Я, любви людской проклятье,

Плачу, утираюсь, вою,
Хлеб кусаю, из бутыли
Пью!.. - а свет над головою -
Как печенье на могиле...

Яйца... пряник... - без обиды...
Сласть - в бумаге - псы подъели...

Два крыла царя Давида.
Два крыла Иезавели.


ЗИМНЕЕ КЛАДБИЩЕ

Встану в снег, уподобясь юродивым, нищим,
На колени: на выпуклый выгиб земли.
Ночь тяжелая будет мне черною пищей.
Грозным хлебом ржаным, что соленей Любви.

Что нарядней Волхвов,
каменистей Содома, -
И застыну во тьме - солонее столба,
Что обнял бедный Лот, как остались от дома
Только ветер и гарь; только прах и судьба.

Буду тихо в ночи об ушедших молиться.
Буду жестко втыкать троеперстие в лоб.
Вот они, в небесах, на морозе, - все лица,
Что легли - что ложатся - что лягут - во гроб.

Вот отец мой и матерь. Вот брат и сестренка.
Вот любимая - Боже, убил ее - я!..
Вот не лик, а свеченье от лика ребенка:
На морозе - кондак, во пурге - ектенья.

Мертвецов дивный хор так поет на морозе,
На коленях я, грешник, во мраке стою,
Белизну режут надвое звезды-полозья:
Это сани Господни у тьмы на краю.

Это розвальни Бога.
Он в них восседает.
Мир Подлунный - в мешке у Него, в котоме.
Пристяжные - грешны!.. Он, крича, погоняет,
Небосвод хризопразом сгорает в суме.

Эти доски сараев,
кресты водокачек,
Эта жесткая синь сумасшедшей реки,
Эта нищая голь, эти крохи подачек,
Этот купол-сапфир - перстень с Божьей руки!.. -

Это злое железо рыдающей Башни,
Вавилонской, где в дырах и сетях - гудит;
Эта жаркая вонь грубой, яростной пашни,
Что зачнет, понесет, проклянет, породит;

Эти щеки пуховые крашеных тварей
Пухлогубых, на груди садивших змею... -
Этот мир - грешный я - воспою и в угаре,
Воспою на помосте, в тюрьме воспою!

И пуская я внутри голых стен. Свет оторван.
Ключ палачий - в замке. Приговор - по щекам:
Воспою!.. -
... на кладбище, в сугробе, оборван...
Я возлюбленный мир никому не отдам.

Распадутся, разрушатся льдяные своды.
Жесткокрылые склепы сверкнут скорлупой.
И увижу, как сыплются в бездну народы -
На коленях, в сугробе, больной и слепой.

Хлынет море борьбы, бирюзы, благодати!
Космос, царь, богатей, зацелует меня!
... Я на кладбище ночью.
Мне хлеба подайте.
В черной миске железной - горбушку огня.



ФАВОР

……Под планетою горячей,
Под холодною звездой
Я сижу и горько плачу
Над царицею-рекой.

Гаснет рыбия корона
В черной толще вечных вод.
Дунет холод с небосклона:
Я умру! И всяк умрет.

Отрожал живот могучий.
Виснут руки-осетры.
Бьюсь и плачу, как в падучей,
Наверху крутой горы.

Рыба в реках отметала
Золоченую икру.
Я любить и жить устала.
Всяк умрет! И я умру.

Нет еды: ломоть беззубый.
Нет одежды: есмь - лоскут.
Заколотят кости грубо,
В домовине - унесут.

Слезы льются по горячей,
Вдоль по дышащей груди.
Я еще живу и плачу!
Слезы, вы мои дожди!

Пули - бьете вы снегами.
Грязь - причастие мое.
Над горой Фавором пламя
Мне с исподу жжет белье.

Перед небом раздвигаю
Старых чресел худобу.
Я любовь превозмогаю:
Я сама рожу Судьбу.

И, пока здесь бьются люди
В реках боли и огня, -
Осетром в речной полуде,
Головой на зимнем блюде
Тащат Ироду меня.



ВИДЕНИЕ БОЖЬЕ МАТЕРИ - ЮРОДИВОЙ ХРИСТА РАДИ

I.

Я пришла к тебе в рубище.
Вьюга - из-под ресниц.
Я пришла к тебе любящей -
Что ж не падаешь ниц?..

Купола - апельсинами,
И лимонами - в синь.
На снегу я, красивая,
Босиком: не отринь.

Очи радугой схвачены.
В дырьях ткани - соски.
В пальтеце, молью траченном,
Мне старуха - с руки -

Хлеб... Меж злобных - блаженною,
На плечах птицей - снег,
Так, босою, священною,
Мать запомни навек -

Перед тем, как заклание
Площадь криком ожжет,
И большое страдание
Меня хлебом сомнет

В кулаке мира хладного,
В грязных пальцах его -
Мои очи нарядные,
Босых ног торжество.

II.

Я вижу: слезы твои - градины.
Дай соберу
Губами их: морщины, ямы, впадины,
Гул - на юру.

Ты в платье из мешка, худом, запачканном.
Не счесть прорех.
Тебя накормят корками, подачками.
Швыряют смех.

Я за тобой в буран холстину драную -
Как горностай,
Несу. Люблю: и грязную, и пьяную,
Твой Ад и Рай.

Твои ночлежки, камеры и паперти.
Твои ступни,
Горящие на чистой, снежной скатерти,
Одни.

III.

Посреди черноты, посреди голытьбы,
Средь железного гула и стен известковых
Ты явилась, чтоб зуб золотой у судьбы
Засверкал из улыбки над пищей грошовой.
Над пчелиною шпротой, что светит во тьме
Золотым самородком; над рюмкою ртутной...
Ты явилась немому - в безглазой тюрьме.
Замерцала из мрака жемчужиной чудной.
Ты была в нежном платье, как крылья стрекоз.
В волосах твоих синяя Вега горела.
Я не смог удержать нищих, яростных слез.
Протянул крючья рук к омулевому телу.
Но душа над челом загудела моим,
Засвистела широкими, в выхлест, ветрами:
Не угробь, не замай, - а не то стану - дым,
Стану коркой - на деснах и в топке - углями!..

И дрожали иссохшие руки в ночи -
Судомойки ли, прачки; испариной крылись.
И шептал я бедняге:
- Царица, молчи.
За убийц и убитых мы вместе молились.

IV.

... У тебя очень холодно.
Я, девчонка, уйду.
Будет смертно и голодно -
Помолюсь на звезду.

Улетаю синицею -
Не лови мя, дитя!..

Вытру кровь плащаницею,
Коль распнут они тя...

V.

О мать, не уходи, постой.
О сумасшедшая, в отрепьях,
Побудь румяной и святой,
Сияй, пока мы не ослепли.
Стой на ветру. Пускай в косе
Застрянет снег больничной ватой.
И соль со щек глотай, как все,
Как все в подлунной тьме проклятой.
Железа, камня посреди,
Блескучей ненависти зверьей -
Побудь еще, не уходи,
Не распахни небесны двери,
Слепящий вход в Ерусалим,
Где вперемешку - грязь и злато,
Костра - в снегах - тяжелый дым,
Сидят на корточках солдаты -
Кто брит, кто дико-бородат,
Бросают бедные монеты,
Чтоб выиграть тулуп и плат:
Наденешь - нет пути назад,
Напялишь - точно, смерти нету.

VI.

- Прощай, милый!
Я была тебе Божья Матерь.
За свежей могилой
Расстелешь на земле белую скатерть.

И все поставишь богато -
Рюмки крови и хлебы плоти,
А я мир твой щедрый, проклятый
Окрещу крылом - птица в полете.


ЖАЛОБА

Ночь. Сочится черным рана.
Ночью карта жизни бита.
Пью из решета и сита.
Пью из битого стакана.

Из дырявого кафтана
Руки - раструбы - развилы:
Зареву белугой пьяной
Лишь о тех, кого любила.

Ничего не нажила я:
Ни бурмистровых жемчужин,
Ни куниц, ни горностаев, -
Волчьих белых шкур без краю,
Вьюжных слюдяных остужин.

Одесную Тебя, Боже,
Посижу в хитоне алом.
И ошую - в синей коже,
В сером бархате подталом.

Я болящим угодила.
Я кричащим зажимала
Рты - казенным одеялом.
Осужденных - целовала.
Обреченных - обнимала.
Не себе - чужим хазарам,
Подаянье им - просила.

Я несчастных так любила!..
Я несчастных - так - любила...

А сама - несчастной стала.


* * *
Согбенна, на седом полу...
В кулак зажата - древней силы...
Уже я старости иглу
Не вырву из души постылой.

Я источусь в земной тюрьме.
Стопчу опорки и колодки.
Кто грош подаст зимою - мне
Во всем безумном околотке?!..

И, патлами вдоль черных щек
Светясь, молясь на пса, на кошку,
Пойму: весь вышел долгий срок!
И у порога ставят плошку -

О, для беззубых: рви, глотай!..
О, для безглазых: не увидишь,
Как отлетишь в полночный Рай,
На Райский снег полночный выйдешь.


ПЕРЕЗВОЗЧИК

Разорванного тела лоскуты,
От поцелуев поистлелы,
Сошью... рукой махну... из ночи - ты
Плывешь ко мне на лодке белой.
Метель, глухая вьялица, гудит.
Морозной кровью полно чрево.
Жизнь прожита. Из черноты глядит
Старик с лицом сухого древа.
Под пятками его - льды синих рыб
Ворочаются в скриплой лодке.
Из глотки - хрип. Хладней торосов, глыб,
Гребет к судьбе моей короткой.
Жизнь прожита!.. А что она была?!.. -
Куски ржаного - сладость, малость, -
Когда в ночи, вне Бога и тепла,
Дрожаще - на ветру - ломались -
И в губы мерзлые совались ломти губ,
И крохи пальцев, счастья корки!.. -
А небосвод гремел дымами труб,
И прожигали снег - опорки?!..
Да, жизнь была!.. Да, пьяная - швырок
Пустой, во тьме сребрящейся - бутылки:
Забыть, разбить, закинуть за порог -
Всю выпитую - до прожилки...
И вереница лиц! И сноп тряпья,
Что пялить уставало тело,
И звезд крещенских - злая ектенья:
Меж них - не в землю! - лечь хотела...
Ах, жизнь!.. Собака!.. Лай, зверюга, вой:
Вот лодка светлая метели -
За мной, за мной, и перевозчик мой
Веслом табанит у постели...
Старик, родной!.. Да я тебя ждала.
Вся высохла я, ожидая.
Как обжигают лопасти весла.
Какая лодка - без конца и края.
Уже сажусь. И ногу заношу.
Да вытянет мой груз твоя посуда?!.. -
И оглянусь! И взором попрошу:
Последний раз... и больше я не буду... -

Уж леденеет, стекленеет рот...
Уж снеговые бревна - ноги... -
На берегу столпился мой народ,
Любимый, бешеный, и царский и убогий...
Кто хохотал - на грудь, в объятье, сгреб...
Кого соборовала... с ложечки кормила...
Ах, водогребщик, обогни сугроб -
Под ним - в земле - кого любила...
Ох, лодку потяну твою на дно!
Я здесь хочу остаться, с ними -
Кто бил в лицо,
Кто наряжал в рядно,
Кто ртом мое кровавил имя:
Последний раз - дай выхвачу я лик
Из тьмы: волосья... скулы... свет подбровный... -
И вспыхнет под Луной прощальный крик -
Слезою по щеке плиты надгробной.


МОЛИТВА

В железе и пытках,
В морозе и вскую -
Спаси мою душу,
Душонку слепую.

Разил влево-вправо.
Хрипел тише-глуше.
- На вечныя - славы! -
Спаси мою душу.

Свист горних созвездий.
Хлест горьких повозок.
Слоями - возмездье
Закатных полосок.

Над стынью сугробов.
Над солью опушек.
В метели - над гробом -
Спаси мою душу.

Грех высосал - с кровью!
Разрезал - до мяса!
Спаси - к изголовью
Дай Ангела - часа.

Пробьет он, кровавый.
Допой - и дослушай...

Сгуби мою славу.
Спаси мою душу.


ЦАРЬ НЕБЕСНЫЙ

О, голый маслено, в дырявом сем хитоне -
Прожжен звездами синий шелк!.. -
За мною, нищей, Ты за мной в погоне,
Державный, занебесный волк.
Любила жгучий снег, валящийся из рога
На рынки яркие, на погорелый срам...
Молила: дай пожить - хотя убогой -
Ползти по льду, влетать поземкой в храм.

Несу, тащу вериги прегрешений...
Под мышками, за пазухой - цепей,
Да чугуна, да выжженных калений,
Рубцов от грубых сабельных скорбей!
От молодости крохи разбросала.
Мне старость среброкосая - семья.
Царю мой, дай: горбушку, нож и сало,
И нищенкой в сугроб воссяду я!

Забуду, как слова низают в бусы.
Моя речь будет: Господи, прости.
Лечить я стану песии укусы
Подталым снегом из кривой горсти.
Я выучусь благодарить покорно
За потный хлеб, за грязную деньгу.
И мне, старухе, небосвод узорный
Под ноги бросишь: ляжет на снегу.

И крикнешь с неба:
"Что, беднячка, хочешь
Еще?!.." А я - Тебя богаче, Царь.
Ты судишь, Ты сверкаешь и пророчишь,
А я на корточках, и под лопаткой - ларь
Пустой, из-под картошки, чтоб не мерзла
Сухая, в кашле, кочергой, спина, -
И надо мной во дегте - стразы-звезды,
Алмазы снега, белого вина!.. -
Крыш сундуки, распахнуты стозевно -
Бери горстями злато слез и щек!.. -
И я, близ рынка, страшная Царевна,
Тебя культей благословляю, Бог!
Зане Тебя, Любимого, богаче.
Зане Тебя, Всевластного, - крутей.
Гляди, мир в кулаке зажала. Плачу.
Гляди, мороз серебряный - лютей.
Свинцовей. Ржавее. Кровавей.

... На рогоже,
На псиной пахнущем ковре, у рынка Врат -
Тебя за все грехи прощаю, Боже,
Твоя Царица в зипуне до пят.

Ты голый, в небесах.
Мороз - по коже.
Ты больше не придешь назад.



* * *

Коршун звезды выклюет
Он благословен
Заступ землю выроет
Он благословен

Речь твоя - ох, пьяная
Губы деревянные
Я твоя желанная
Будь благословен

Лоб бугрится золотом
Он благословен
Обдай меня холодом
Ты благословен

А не то с ума сойду
Средь тюремных стен
Ворон выклюет звезду

Будь благословен


СОШЕСТВИЕ ВО АД. ПЕСНЯ ВТОРАЯ

Все забери. Всем жадно подавись.
Тебе, Владыка, я кидаю - жизнь.

Я оставляю полую бутыль,
И ведьму-сельдь, и жалкий стул-костыль,
И лампу, что цедила масло-свет,
И в грязный зал надорванный билет;
Я оставляю снега грозный хруст,
Стиральный купорос, собачий дуст,
И к празднику... - о, лакомство!.. умру... -
Найденки-сушки черную дыру;
Из шубы в шапку перешитый мех
И валенки, Господь, одни на всех;
Разрезанные шеи, животы
Зашитые - от края до черты;
И сломанные руки, крик и рев,
И шепот, и - по скулам соль - без слов,
Мохнатых, сальных карт гадальный сброс
И заплетанье на ночь диких кос,
Прогорклую, подсолнечную снедь,
И в варежке пятак - святую медь -
За вход туда - сквозь толпы, стыд и срам -
В святилище, где свет и фимиам... -
Я оставляю! - все возьми, не жмись:
Чугун морщин в горжетке царских лис,
Вонь дворницких, табак истопников,
Гриб деревянный - для шитья чулков,
Во звездных, на расстрел, дворах зимы
Изодранных собаками, людьми...
Все! все! до капли, нитки, до куска,
До тьмы, где Савлом щерится тоска,
До ямы той отхожей, где наряд
Родной истлел, а чьи глаза горят
Звериные из мрака... - все возьми!
Ничем не дорожу я меж людьми.
Они меня всю выпили - до дна.
Всю выткали - белее полотна.
Всю расстреляли - в пух! - на площадях:
Ступня - в багрянце, песня - на устах.
Живот - бутыль пустую; шов рогож -
Нежнее кож; да взгляда острый нож -
Лба каравай; да ребрами - мечи
Двуострые - бери, сожги в печи.
Отмерили мне горстку злых монет.
Истратила. На хлеб в карманах нет.
За пазухой пошарю лед и снег.
Возьми меня!
Уже не человек,
А: золото мощей!.. опал зубов!.. -
Я заплачу собою за любовь,
За жизнь - богатым прахом заплачу...
Я ухожу! Зажги мне, Царь, свечу.
Да что!.. меня!.. - заместо свечки той!
Я в Ад спускаюсь грязной и босой,
Седа, свята, горда, гола: гора! -
Мышь крупяная, баба из ребра,
Блудница Вавилона, дура-мать...

Забыла детям локти залатать!.. -
А все уж позади. Закрыли дверь.
Вой, человек. Пой, Ада бедный зверь.

О всем, что на земле оставил, -
пой
В колючей тьме, дрожащею губой.


ВИДЕНИЕ БОГА В АДУ

Ах, черны наши щиколки, руки - сухие березы - страшны.
Мы - пепел и прах.
Хомуты на шеях да ночлежные сны,
Где жив сучий страх -

Что с едой миску - пнут, грубо прочь унесут,
Взахлеб хохоча...
Мы-то думали, шавки, что вот Страшный Суд:
Хвощами - парча,

И с затылков святых виснут куньи хвосты,
Тиары горят,
Митры сыплют лучи - рубинов кресты,
Исусов наряд -

То ли снег!.. то ли мед!..
На деле - воткни
Кулак себе в рот:
Все в грязи бычьих торжищ небесные дни.
Умрет, кто не врет.

Наш - чугун башмаков. Наши - звоны оков.
Наш голод-чекан.
Эй, рабы, сколь в земле ртов, рук и голов!.. -
Упомнит, кто пьян...

Наше - месиво тощих, безропотных тел
И жирных свиней...
Смерды, эй, - а и кто там в ночи полетел
Все горше, сильней?!..

Поднимите зрачки от промывки болот.
Нет кладезей там.
Гляньте, - что за Сиянье от неба идет,
Подобно крестам?!

Содрогнитесь! Морозом спины свело!
Следите полет!
Сколько вас уже в зимнюю землю легло,
В ил, темень и лед, -

Кто не видел Фаворский свет никогда!
Кто: грязь по скуле -
Вместо слез... - всю размазал; чья горе-беда -
Жить лишь на земле!

Бросьте прочь рубило, лом и кайло.
Шеи - выломать - ввысь!..
Лик задрать! Уж не просто светло:
Свет бьет, будто жизнь!

Свет бьет поддых, как смерть, и в ребро и в грудь,
В лицо нищеты,
В грязью - вдоль колеи - накормленный путь
Тоски и тщеты!

И толпимся, и тянем руки к любви,
В бесплодье небес -
Ах ты, Бог, возьми одежонки мои,
Всю жажду чудес,

Только ниже шагни... о, ниже спустись,
О, дай из горсти...
Пожалей мою собачонку-жизнь,
Ее - причасти!

На меня, на меня пролей дивный свет!
Рабий грех искуплю!..

. . . . . . . . . . . . . . .

Он прошел, смеясь, по копьям планет.
Кинул в грязь по рублю -

Кинул Сириус, Вегу, Сатурн и Марс,
Кинул Лунный Грош...

... Как Он будет там, в черноте, без нас.
Как мы будем?!.. - что ж... -

Снова морды опустим, в ночь когти вонзим,
И, в поте лица, -
Сколько белых лет,
сколько черных зим -
Вот так - до Конца.

И не вспомним, как Он по небу летел -
Хламида синя! -
Разрубая мрак побежденных тел
Клинками огня.



МАГДАЛИНА НАВЕЩАЕТ В ТЮРЬМЕ ПРИГОВОРЕННОГО

Тень от решетки на лице твоем.
Червями скрюченные пальцы.
Из миски алюминьевой вдвоем
Мы будем есть,
два зайца, два страдальца.

Мы две убитых птицы.
Перья с нас
Царь общипал, щербатый наш владыка.
Как похотливо кругл тюремный глаз.
Подсмотрят все: от шепота до крика.

Подслушают, как мы едим и пьем,
Как уголками губ засветим знаки
И символы; как любимся вдвоем -
В сортире жвачном, в пытошном бараке.

Ешь, бедный зверь.
Уже ключи гремят.
Уже готово место казни.
Еще кусок! Там запеченный яд.
Глотай - и двигай без боязни

Вперед, где перекладина; вперед,
Где яма; где нацеленное дуло.
Объедки - мне.
Двух мертвых птиц полет.
Двух певчих душ небесный хоровод.

А тело, с телом обнявшись, уснуло.
Тень от решетки рассекает рот.

И так вот нас, обнявшихся, найдут.
Увидят: ни гордыни в нас, ни спеси.
И так потащат нас на Страшный Суд -
Двух малых сих, забившихся в закут,
Двух лысых ангелов, в парше и песи.



КАЗНЬ

Снег зеленый, багровый.
А жизнь коротка.
Словно выстрел суровый.
От плеча до виска.

Я-то жальче щенка.
Под лохмотьями пьяни -
Адамант покаяний:
Во тьме кулака.

Ничего. Не беда.
Век закончился блудный,
Многогрязный,
Несчастный,
Беспробудный.
Насовсем. Навсегда.

Щас меня - на загладку -
И в распыл, и в расход.
Ставил снегом заплатки.
Пичкал камнем народ.

Щебнем, известью, стружкой… -
Жрали все!..
Час настал.
Кто о зубы мне кружкой,
Глумясь, застучал?!

В тучных толпах - толпились.
Лгали, скалясь и спя.
Век, зачем мы родились?!..
Чтобы выстрел - в себя?!..

Ну, палите!..
А грудь-то -
Обсмеешься!.. - нища:
Вся гола, на безлюдьи,
Деревянна, тоща…

Кол ребра… -
Не стреляют?!
Вот вам выстрел - слюной!

………….Разве так умирают.
Разве так, мой родной.




ИИСУС НА ТРОНЕ

В золоте шелка - криком - из мрака.
С холкою волка - воем - собака.

Нищий - на троне: в царских атласах!
В звездах потонет - вроде карбаса.

Голый да босый - принарядили.
В Божьих откосах - пить усадили.

Жадно - зубами - корку сухую...
Жизнь - это пламя. Ветром задую.

Помню: брел гарью. Помню: стыл воем.
Крылья - кругами - над головою.

Выстрелы. Голод. Псиная темень.

... Я - Царский Молот -
Над вами всеми.



ПОСЛЕДНИЙ ПРИГОВОР

Плат вокруг шеи - толще колеса -
Обкручен: мраза трушу.
С зенита манной сыплют чудеса
В слепую душу.

С зенита кровью брызжет яркий смех.
А вихрь срывает
С затылка рвань.
Что, я - одна за всех?!..
Так не бывает!

Гул каменный. Бетонный ледоход.
Гремят железом, громоздятся плицы.
Мой волос сед. И мой в рубцах живот.
И кости - спицы.

Я сгибну вмиг, во Времени - дыра.
В отверстье хлынут
Лучи и крик: “Душа не умира…!” -
Из сердца вынут.

И там, над мусором, над плахой, над толпой,
Плюющей поцелуи и окурки,
Над шубкою собачьей, над губой,
Где семечкины - родинками - шкурки,

Над вязкой бус на шеях швалей, шлюх,
Шалав, - над гадким грохотом повозок,
Над лодками ладонными старух,
Плывущих морем плачущих обносок,

Гребущих морем крови сыновей, -
Ах, бедный Каин, Авель милый!.. -
Над пестротканым флагом кораблей
Флотилии постылой,

Флотилии - могилой… мостовой…
Монетою - плывущей…
О, над моей седою головой,
Уже во красном гробе - сущей… -

Там, далеко, где в небесах костер,
Где чибисами звезды вьются,
Поет нам хор
Последний Приговор,
Поет, и слезы льются, льются!

На дол - на лес - отвес - с пустых небес -
Из вышнего, чужого мира -
Горячей лавой
плачут Бог и Бес
О нас, чья порвана порфира.

Чей горностай - в грязи,
мафор - в смоле,
Чьи скулы и хребты - в поту и в мыле, -
О нас, о нас,
Последних на земле,
Что перед ямой - пели и любили.


МОЛИТВА АПОКАЛИПСИСА

Глаза прижмурьте. Веки склейте.
Чрез вой кострищ, чрез ход планет -
Хоть огнь свинцовый в глотку влейте! -
Я вижу этот Судный Свет.
О, черный, драный плащ Христа,
Хитон, бичом исполосован... -
Все сбиты с хищных туч оковы.
Блеск молнии - Его уста.

Да, Божий Бич, свистящий Бич!
Толпа в шелках, карминно-пьяных,
В метели - косы в лентах рдяных,
Гробов - повозок деревянных -
Хрип, хохот, скрип и паралич,
Снега, Луною осиянны,
В овраге ухающий сыч!
Смешались зимних бездн стада
Над толп безумных головами.
Златое, цвета меда, пламя,
Над ним - седая борода... -
Куда, Илья-Пророк